В основе понимания того, что значит быть человеком, лежит вопрос: почему мы воюем? Ценность человеческой жизни огромна, и все же, несмотря на наше интеллектуальное развитие, в 21-ом столетии мы продолжаем вести войны.
Солдаты македонской армии участвуют в занятиях на армейском учебном полигоне Криволак, приблизительно в 140 километрах к юго-востоку от Скопье 30 октября 2008. Воинские части пехоты тренируются под осторожным присмотром армейских инспекторов почти каждого участника НАТО. Македонская армия получила признание за свою подготовку к членству в НАТО и участие в военных миссиях в Ираке, Афганистане и Боснии и Герцеговине.
Она также отмечает, что агрессия в женщинах, имеет тенденцию принимать форму словесного а не физического насилия, и главным образом один на один. По словам Джона Туби (John Tooby), эволюционного психолога из калифорнийского университета в Санта-Барбаре, групповые инстинкты, возможно, развились также и в женщинах, но в гораздо меньшей степени. Это частично из-за нашей эволюционной истории, в которой мужчины часто намного более сильны чем женщины и поэтому лучше подходят для физического насилия. Это могло бы объяснить, почему банды женского пола имеют тенденцию формироваться только в однополой окружающей среде, такой как тюремная или школьная. Как указывает Туби, женщины однако больше проигрывают от агрессии, так как они несут большую часть усилий по выращиванию детей.
Не удивительно, что МакДермотт и Ван Вугт со своими коллегами нашли, что мужчины более агрессивны чем женщины, когда играют роль лидера фиктивной страны в ролевой игре. Однако команда Ван Вугта наблюдала более тонкие нити в объединении группы. Например, студенты мужского пола желали внести больше денег на усиление группы чем женщины - но только соревнуясь с конкурирующими университетами. Если вместо этого просто экспериментально проверить их вклад в сотрудничество группы, мужчины выделяли меньше наличных денег, чем женщины. Другими словами, мужское совместное поведение проявляется только в контексте межгруппового соревнования.
Часть этого поведения, возможно, могла быть приписана сознательным умственным стратегиям, но антрополог Марк Флинн (Mark Flinn) из миссурийского университета в Колумбии обнаружил, что групповые реакции происходят также на гормональном уровне. Он обнаружил, что игроки в крикет на карибском острове Доминиканской республики испытывают волну тестостерона после выигрывания у другой деревни. Как заявил Флинн, эта гормональная волна, и, по-видимому, доминирующее поведение, которое она вызывает, отсутствовали, когда мужчины выигрывали у команды своей собственной деревни.
"Вы посылаете сигнал, что это - игра. Вы не утверждаете господство над ними", рассказывает он. Точно так же волна тестостерона, которая приходит к человеку, приглушается, если женщина находится в рядом с ними. Как говорит Флинн и снова, эффект состоит в том, чтобы уменьшить соревнование в пределах группы. "Мы действительно отличаемся от шимпанзе в нашем относительном количестве уважения к спариванию других мужчин".
Результирующее влияние всего этого состоит в том, что группы мужчин всегда пытаются взять своё. Например солдаты во взводе, или футбольные фаны в городе: сплочённые, уверенные, агрессивные - только те черты, которые необходимы воинам.
Врангхэм говорит, шимпанзе не идут на войну тем способом, как делаем это мы, потому что им не хватает абстрактного мышления, чтобы увидеть себя как часть коллектива, который расширяется вне их непосредственных партнеров. Однако, "реальная история нашего эволюционного прошлого - не просто война приведшая к эволюции социального поведения", - рассказывают Самуэль Боулс (Samuel Bowles), экономист из института Санта-Фе в Нью-Мексико и университета Сиены, Италия. По его словам реальным двигателем стало "некоторое взаимодействие между войной и альтернативными преимуществами мира".
Хотя, как кажется, женщины и помогают посредничать в гармонии в пределах группы, рассказывает Ван Вугт (Van Vugt), мужчины могут быть лучше в деле поддержания мира между группами.
Наше воинственное прошлое, возможно, дало нам также другие подарки. "Интересная вещь о войне - мы сосредоточены на вреде, который она причиняет,- рассказывает Туби. - однако это требует супервысокого уровня сотрудничества". И в этом, кажется, заключается ценность наследия, доставшегося нам от предков.
Мышление для современной войны
Современная война с ее сложными стратегиями, и передовым дальнобойным оружием имеет мало общего с рукопашными стычками наших предков. Как предположили несколько участников орегонской конференции, это может означать, что у нас остались инстинкты сражения, неподходящие для нашего времени. По словам Доминика Джонсона (Dominic Johnson) из университета Эдинбурга, Великобритания, одним из примеров может быть самонадеянность в случае численного превосходства. Он нашел, что в моделируемой военной игре мужчины имели тенденцию переоценивать свои шансы на победу, заставляя их чаще нападать. Таким образом, диктатор, рассматривающий своих солдат на параде, может значительно переоценить свою военную силу. "В Плейстоцене никто не смог бы опровергнуть это", - рассказывает Джон Туби. По словам Ричарда Врангхэма, солдаты, втягиваемые сегодня в сражение, не принимают решения, которые могут сделать их более трусливыми борцами". В примитивной войне мужчины боролись, потому что они хотели этого".
Как война распространяется как чума
Угроза болезни, возможно, подпитывала эволюцию войны - по крайней мере, в пределах нации. Эта спорная мысль - детище Рэнди Торнхилла (Randy Thornhill), эволюционного биолога из университета Нью-Мексико в Альбукерке. Он утверждает, что культуры, где распространены болезни и паразиты, становятся более замкнутыми и ксенофобскими, предпочитая отгонять незнакомцев, которые могут явиться носителем новых болезней.
Напротив, культуры с низким риском болезней более открыты для посторонних. Торнхилл считает, что эти отношения к посторонним искажают склонность каждой культуры к войне. Когда Торнхилл со своими коллегами собрали данные о 125 гражданских войн, они обнаружили, что такие войны намного больше были распространены в нациях с более высокими показателями инфекционных болезней, такими как Индонезия и Сомали. Участники конференции в орегонском университете в Юджине встретили теорию Торнхилла с заинтересованным скептицизмом.
Это - "совсем другое мышление, к которому нужно отнестись серьезно", - считает приматолог Фрэнсис Вайт (Francis White), работающий в орегонском университете. Джон Орбелл (John Orbell), политолог из этого же университета, считает, что идея "довольно убедительна".
Торнхилл признает, что его идеи сложно проверить, так как страны с высокими уровнями болезней часто являются бедными, многоэтническими и авторитарными - и все эти факторы могут стимулировать общественные беспорядки. Однако, по его словам, когда уровень инфекционных болезней в 20-ом столетии в западных нациях упал благодаря антибиотикам и канализации, эти общества стали менее ксенофобскими.
По материалам ABC News
Комментарии: